– Ша!
Швед выпучил глаза и опустил руку с резаком, по ходу откромсав приличный кусок бортика. Охранники синхронно отпрыгнули, но быстро опомнились и, вернувшись к волокуше, грозно нависли над Тимуром.
– Что случилось? – быстро, пока не убили, спросил Тимур.
– Тварей своих убери, мясо! Кончу на хрен, понял?! – завопил Швед, опять приходя в крайнюю степень возбуждения.
– Швед, – терпеливо повторил Тимур. – Что случилось? Какого хера ты от меня хочешь?
– Там снегожорки! – не своим голосом взвыл Швед. – Скажи, чтобы убирались на хрен! Порву! На мясо пойдешь, понял?! Убери их!
– Понял, – коротко ответил Тимур. Внутри толчками билось неконтролируемое, безграничное счастье – спасен! Теперь нужно было только дождаться, пока твари сожрут всех. Желательно, сохранив при этом свою целостность. То есть, Шведа надо было как-то успокоить.
– Я предупреждал, – внушительно сказал Тимур. – Ты не поверил – это твои проблемы. Не надо было…
– А-а-а! – заорал Швед, роняя с губ хлопья пены. – Сдохнешь, мясо! Ни хрена у тебя не получится, понял?!
– Молчать! – крикнул Тимур.
Получилось неубедительно – трудно быть убедительным, когда в миллиметре от твоего носа мелькает луч. В щеку вонзилась игла нестерпимой боли, в глазах потемнело.
Ну все, понял Тимур, сейчас точно убьет. И отчаянно выкрикнул:
– Я остановлю их! Остановлю!
Швед еще несколько раз взмахнул резаком – Тимур так вжался спиной в волокушу, что в днище бывшей криокамеры, кажется, образовалась вмятина. Очень медленно безумные глаза авторитета стали проясняться. Еще несколько бесконечно долгих секунд – и резак опустился. Тимур выдохнул.
– Я остановлю их, – на всякий случай повторил он. – Но…
Пронизанные красными жилками гляделки Шведа выпучились…
– Сейчас, – быстро сказал Тимур. – Мне нужно… Немного времени, понимаешь? Минуту. Я все сделаю.
Из-за спины Шведа выросла огромная белая голова с жадно разинутым ртом. Окруженная шевелящимися отростками пасть сомкнулась. Хрустнуло. Тело главаря каторги беззвучно сложилось. Из откушенной шеи толчками выплескивалась кровь.
Серый и второй охранник молча бросились в разные стороны. Снегожорка грациозно опустилась и, глядя прямо в лицо Тимуру выпуклыми черными глазами, издала переливчатый негромкий свист.
Тимуру показалось, что в нем звучала насмешка.
Потом в поле зрения появилось довольное лицо Слона. Он всегда знал, сообщил напарник, что некоторые без верных друзей ни хрена не могут. Только лечь и помереть. А вот если бы не товарищи, реальные пацаны, что бы Жмур делал, интересно?
Тимур хотел заплакать от счастья, но он давно забыл, как это – плакать. На Фригории не плачут. Здесь убивают. Или умирают. Это уж как сложится.
6
– Жмур! Эй, Жмур!
Тимур задышал ровнее и даже негромко всхрапнул, надеясь, что пронесет.
– Тощий отказывается в забой идти!
Не пронесло. Тимур вздохнул и сел. Здоровенный каторжник – кличку его никак не удавалось вспомнить – держал за шкирку второго, действительно тощего и очень высокого. Рядом возбужденно приплясывал третий – настолько мелкий, что казался ребенком. Это если лица не видеть, конечно.
– Скажи ему, Жмур! – пробасил здоровый.
– Что сказать? – неприязненно поинтересовался Тимур.
Здоровяк растерялся, на круглом лице появилось выражение совершенно детской обиды. Он открыл рот, беззвучно пошлепал толстыми губами. Закрыл рот.
Идиотизм, раздраженно подумал Тимур. Детский сад, штаны на лямках! А самое идиотское то, что воспитателем хотят назначить меня. Хрена с два!
Каторжники молчали, переминаясь с ноги на ногу, но уходить не собирались. Длинный смотрел угрюмо, двое других – с надеждой.
– Марш работать! – злобно скомандовал Тимур, поняв, что иначе от него не отвяжутся.
Мелкий подпрыгнул и радостно затараторил, обращаясь к Тощему:
– Ты понял, да? Давай, шевели ластами, снегожоркин хрен! Смотрящий сказал – работать!
Длинный бросил на Тимура последний взгляд, полный невыразимой печали, и потащился на выход. Здоровяк – Муха его зовут, вспомнил Тимур – по-прежнему держал строптивца за воротник.
Тимур упал обратно на койку.
– У него дистрофия в последней стадии, – тихо сказали над ухом.
– И что? – лениво поинтересовался Тимур, не открывая глаз.
– Ему нельзя в забой, Тимурка, – мягко пояснил Риф, добровольно взявший на себя полномочия местного лекаря, а заодно защитника всех обиженных и угнетенных. – Он умрет там.
– Мы все здесь умрем, – равнодушно ответил Тимур. – Так какая разница…
– Послушай… – начал Риф.
Тимур резко сел и посмотрел на брата. Тот отвел взгляд, замолчал.
– Мне плевать, что будет с этим Тощим, – очень четко сказал Тимур. – Я сдохну тут вместе со всеми, сегодня или завтра. Или через месяц, но обязательно сдохну. И ты тоже, Риф. Так что мне абсолютно похрен, кто пойдет в забой и что там с ним случится, ясно?!
Риф, по-прежнему не глядя на него, покачал головой.
– Осуждаешь? – окрысился Тимур.
– Нет, – медленно сказал Риф. – Но… Ты же не такой, Тимурка! Я же знаю…
– Ни хрена ты не знаешь! Нет никакого Тимурки, ясно?! И журналиста Ларина нет. Есть каторжник Жмур. И больше никого.
– Но…
– И ты пошел на хер, – лениво сказал Тимур, падая обратно на лежанку. – Я все сказал.
"Честь и совесть каторги" постоял еще несколько минут, тяжело вздыхая, и наконец убрался восвояси. Скатертью дорога, подумал Тимур. Старший брат стал среди каторжан чем-то вроде живой легенды. На него смотрели с почтительным, едва ли не религиозным трепетом. Байки о его подвигах среди инсектоидов передавались из уст в уста. Еще чуть-чуть – произведут в святые, создадут "Орден Рифа Фригорийского" и начнут проповедовать ксенофилию и прочую байду. Хорошо быть добреньким, когда от тебя ни хрена не зависит!
Тимур повернулся к стене и попытался снова заснуть, но следующий посетитель нарисовался почти сразу же.
– У нас проблемы, – сообщил Джокер.
Тимур демонстративно застонал, но азиата такими штучками не проймешь.
– Фуду не пришла, – бесстрастно сообщил он.
– Что? – тихо спросил Тимур открывая глаза.
Джокер смотрел и молчал.
– Ты серьезно? Может, рано? Норму выдали?
– Выдали, – кивнул Джок. – Еще позавчера. Фуду нет. Люди… начинают волноваться.
Охренеть, подумал Тимур. Неужели у нас получилось?! Неужели все было не зря?!
Они торчали в секторе уже полторы недели, но представители власти или аутеры так и не появились. Рада потихоньку шла на поправку, остальные тоже более или менее подлатались. Каторга жила обычной жизнью – добыча льда, бабы, которых после смерти Шведа вернули в общее пользование, снег и все прочее. Разве что десяток снегожорок, которые сменяя друг друга, постоянно дежурили возле четвертого сектора, не очень вписывались в привычную картину мира. Но человек, как известно, не собака – зеки быстро привыкли к бронированным червякам и практически перестали обращать на тварей внимание.
Было еще одно обстоятельство, выводившее Тимура из себя. Когда сдох Швед – туда ему и дорога! – и большая часть его бойцов, включая Серого, которого Слон собственными руками положил, рядовые каторжники вспомнили про Закон. И решили назначить главным Жмура. Благодарю за доверие, вежливо сказал он, но в настоящий момент я, к огромному сожалению, не заинтересован в этой должности. Его не услышали. Или не поняли. Тогда он выразился короче и проще – послал очередных делегатов, пришедших решать какой-то вопрос.
Риф, присутствовавший при этом, подлил масла в огонь:
– Им нужна иерархия, Тимурка. Ничего не поделаешь, это основной принцип жизни приматов, он у нас в крови. У нзунге во главе угла стоит семья, а людям нужен герой. Вожак-самец, которому будут подчиняться все остальные. Если хочешь, тиран, который будет постоянно вмешиваться в дела группы и утверждать свое первенство в иерархии. Обычно это бывает самый откормленный и сексуальный самец в колонии.
– Пусть вон берут Слона, – огрызнулся Тимур. – Он как раз подходит под описание. Какой из меня герой?
– Для некоторых приматов благожелательный тиран гораздо предпочтительней, – съязвил Риф. – Он и самками с другими поделится, и пищей. А когда надо, будет доминировать.
– Я-то здесь причем? Надоминировался я – во как! Поперек горла уже.
– Тебе просто нужно смириться с этим, брат. Иначе будет хуже.
К сожалению, он оказался прав.
Делегаты обиделись и решили Жмура проучить. В результате тропа, ведущая к бабам, украсилась двенадцатью трупами. Пришлось принимать меры, а выжившие окончательно убедились в том, что лучшего смотрящего не найти.
С тех пор каторжники на возражения Тимура не обращали внимания. Вот как сегодня – придут, выскажутся и будут висеть над душой, пока не разрулишь очередную проблему. Для виду Тимур еще кочевряжился, но понимал, что, пока он здесь, отвертеться от должности не удастся.
